« Глава IX  

Оглавление

  Глава XI »

Н.Л. Делоне

Глава X
В гостях у Дмитрия Константиновича Беляева

Впервые я увидела Дмитрия Константиновича Беляева в 1980 году на докладе его о дестабилизирующем отборе, как факторе доместикации в ВАСХНИЛе. Я была потрясена, потому что поняла эволюционную значимость явления, о котором он говорил. Вообще я была потрясена самой личностью Дмитрия Константиновича. Это был человек-оркестр, а доклад его звучал как пьеса для органа. Большой, статный, с гордо посаженной головой, с прекрасными внимательными глазами, он и голос имел звучный и говорил неспешно, убедительно. В нем была какая-то органическая пафосность, он ни в чем не мельчил. Дмитрий Константинович говорил: «Я размышляю». Не как-нибудь, как попало, как я говорю: «В башку пришла мысль», а торжественно: «Размышляю!».

Тогда же, на докладе я подписала оттиск своей статьи и на обложке нарисовала схему дестабилизации кариона, приводящей к взрыву изменчивости и связь этого явления с дестабилизирующим отбором, и передала в президиум. В этот же приезд Дмитрия Константиновича в Москву мой приятель Александр Александрович Малиновский взял меня на неофициальную встречу некоторых генетиков с Дмитрием Константиновичем в Институте биологии развития им. Кольцова АН СССР. Там, за большим столом был сервирован чай, а за отдельным столиком был посажен Дмитрий Константинович, и к нему подходили по очереди со своими наболевшими делами генетики и советовались. Меня подвел Александр Александрович Малиновский и представил. В следующие приезды Дмитрий Константинович звонил мне, и я ходила в гостиницу Академии наук на Ленинском проспекте для бесед с ним. Захлебываясь от восторга, я рассказывала о роли гетерохроматина в регуляции генной активности и дестабилизации кариона, а Дмитрий Константинович заинтересованно слушал. Конечно, он сознавал скромность моих возможностей, но ему абсолютно был чужд апломб и нетерпимость. В.К. Шумный и А.О. Рувинский, которые очень хорошо его знали, написали: «Умение слушать и наблюдать – яркие черты личности Д.К. Беляева» («Проблемы генетики и теории эволюции», М., Наука, стр. 5–7, 1991 г.). Сейчас я удивляюсь, что не робела перед Дмитрием Константиновичем, но прошло 20 лет со дня его смерти и значимость его личности, вклад, который он внес в теорию эволюции, селекцию и другие области биологии стала для меня еще более очевидна. О нем пишут и еще напишут его соратники и ученики. Мне только хочется вспомнить ту короткую поездку в гости к Дмитрию Константиновичу, которую я тогда ощутила как праздник.

Д.К. Беляев

Но сначала нужно рассказать о дестабилизирующем отборе, потому что не все это знают, рассказать хотя бы так, как я понимаю это явление.

Дестабилизирующий отбор

Для меня представление об эволюции начинается с триады Ч. Дарвина: наследственность, изменчивость и отбор. Сейчас стало даже, некоторым образом, модным пересматривать дарвинизм, но мне это кажется «мышиной возней».

В иерархии таксономических единиц особое место занимает вид. Вид – это группа особей, обладающих одинаковым генотипом, морфологическим сходством, характеризующихся географическим расселением и наличием биологического барьера нескрещиваемости с другими видами. Гены – единицы наследственности, линейно расположенные в хромосомах. Генотип – это совокупность генов, присущих данному виду. Каждая особь имеет свой геном, т.е. сумму генов в каждой клетке.

Прокариоты, т.е. организмы, не имеющие ядра в клетке, существенно отличаются от эукариот, имеющих ядра в клетках. При митозе сохраняется преемственность числа хромосом в дочерних клетках. Соматические клетки имеют диплоидный набор хромосом, каждая хромосома имеет гомолога (2 n). Половые гаплоидные клетки образуются при мейозе, имеющем редукционное деление, когда в каждую из гамет попадает гаплоидный набор хромосом, т.е. все хромосомы представлены одним гомологом (n). При оплодотворении происходит слияние гамет (n) и зигота имеет уже диплоидный набор хромосом (2 n), где один гомолог пришел от отца, а другой от матери.

Изменчивость может быть наследственной и ненаследственной, т.е. модифицированной. В последнее время большой интерес вызывает эпигенетическая, т.е. надгенная изменчивость. Дестабилизация кариона – это один из видов эпигенетической изменчивости. О процессах, приводящих к дестабилизации кариона, мы еще будем говорить более подробно.

Отбор в популяциях идет не по генному составу, а по признакам организма. Поэтому важен сам факт существования изменения, а его генетическая природа для каждого данного этапа формирования популяции не существенна, тем более что модификации могут быть пролонгированными.

Есть много форм отбора: естественный, искусственный, массовый, индивидуальный, внутрилинейный, центростремительный, центробежный, деструктивный, однолинейный, нормализующий, периодический и др. Мы рассмотрим две формы отбора: стабилизирующий и дестабилизирующий.

Представление о стабилизирующем отборе принадлежит И.И. Шмальгаузену (Факторы эволюции. Теория стабилизирующего отбора, М., Наука, стр. 452, 1968 г.). Стабилизирующий отбор наиболее приспосабливает популяцию к окружающей среде. При этом происходит элиминация факторов непосредственно зависящих от наличия гена (генов) с неблагоприятным действием и отличающихся от популяционного среднего. Стабилизирующий отбор создает интегрированные системы регуляции онтогенеза, определяющие в благоприятных для вида условиях существования формирование однообразного фенотипа у особей даже при наличии существенного генотипического разнообразия.

Дмитрий Константинович Беляев выдвинул представление о дестабилизирующем отборе, который «… ведет к резкой дестабилизации корреляционных систем развития и к сильнейшему повышению изменчивости» (Belyaev D.K. Destabilizing selection as factor in domestication, J., Heredity, v. 70, pp. 301–308, 1979). Приведем еще одну цитату: «Дестабилизирующий отбор в кратчайшие сроки ломает систему онтогенетической регуляции признаков и функций, сложившихся под действием стабилизирующего обмена и порождает громадный размах изменчивости. Изменчивость, вызванная дестабилизирующим отбором, становится тем материалом, на основе которого в дальнейшем осуществляются другие эффекты отбора – движущий и стабилизирующий. Следовательно, дестабилизирующий отбор – важный фактор эволюции, в громадной степени ускоряющий ее темпы» (Беляев Д.К. Дестабилизирующий отбор, как фактор доместикации. М., Наука, стр. 53–56, 1981 г.). Разрабатывая основы селекции пушных зверей, Дмитрий Константинович Беляев остановил свое внимание на закономерности изменения функций воспроизведения диких животных при одомашнивании. Сущность концепции дестабилизирующего отбора состоит в следующем: сильное давление стресса при возникновении в среде новых, не освоенных видом в ходе предшествующих эволюции факторов приводит к ускорению и взрывоподобному формообразованию, например, при доместикации. Л.Н. Трут, ближайший помощник и сотрудник Дмитрия Константиновича, в статье «Система эволюционных взглядов академика Д.К. Беляева, ее предпосылки и основные положения» (Проблемы генетики и теории эволюции: Сб. науч. тр. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-е, 1991. С. 52-67.) отмечает: «Дестабилизирующий отбор, «векторизированный» на признаки, являющиеся компонентами регулирующих механизмов, может порождать новые внутренние источники изменчивости, за счет которых эволюционные преобразования могут существенно ускоряться». Дмитрий Константинович Беляев утверждал, что, будучи формально движущим отбором, отбор по поведению в условиях стресса приводит к другой форме отбора – дестабилизирующему отбору. При этом важно, что интенсивный отбор ведется по признаку, связанному с регуляторной системой высокого иерархического уровня.

В течение 30 лет экспериментальной и теоретической работы Дмитрий Константинович Беляев получил более 30 поколений серебристо-черных лисиц с наследованием поведения, во многом характерным для домашних собак. Ряд стабилизированных признаков, свойственных данным животным, таких как строгая сезонность размножения, линька и других физиологических морфологических признаков был утерян в короткий срок. Характер наблюдаемых изменений оказался гомологичен изменениям, имеющимся у других домашних животных. «Однако, частота возникновения описанных выше аберрантных форм, селектируемая по поведению популяции, равна 10-2 –10-3, т.е. она на 2–3 порядка выше частоты спонтанного мутирования» (Беляев Д.К. Дестабилизирующий отбор, как фактор изменчивости при доместикации животных. Ж., Природа, № 2, стр. 36–41, 1979 г.).

Когда я с дочерью Татьяной была в Новосибирске, мы посетили опытный питомник и ходили вдоль рядов клеток с чернобурыми лисицами. Некоторые внешне очень напоминали собак, особенно хвост, загнутый на конце. У них были бурые пятна в области ушей, на шее и светлые «звездочки» – пегость – на голове. Нам дали железные прутики и, когда мы проводили ими по сетке клетки, лисы по-разному реагировали на это. У тех лис, которые походили на собак, не было никакой агрессии, они виляли своими загнутыми хвостами, а другие бросались на прутья и визгливо лаяли. Этот питомник производил очень сильное впечатление.

Дмитрий Константинович Беляев полагал, что изменение эндокринного статуса организма может быть сопряжено с активацией неактивных генов и инактивацией прежде функционирующих. При дестабилизирующем отборе перестраиваются корреляционные системы организма, поскольку включаются в работу ранее молчащие гены. «Ключевым механизмом доместикации и возникновения гомологичной изменчивости у животных следует считать отбор и, очевидно, явления эпигенетического наследования» (Природа, № 2, стр. 44, 1979 г.).

Дестабилизирующий эффект отбора проявляется в экстремальных экологических ситуациях в дикой природе при резкой смене среды, а не просто экологических ниш в пределах данной среды. Тогда механизм естественного отбора приобретает характер дестабилизации. При человеческой деятельности отбор становится дестабилизирующим тогда, когда под его давление попадает нейроэндокринная регуляция онтогенеза.

Дестабилизация кариона

Я беру на себя смелость описать явление дестабилизации кариона, потому что Дмитрий Константинович Беляев очень заинтересованно и одобрительно отнесся ко всему, что я ему рассказывала об этом явлении.

Он читал и похваливал материалы, которые, впоследствии, вошли в мою книжку «Начало космической цитогенетики» (Делоне Н.Л., стр. 159, 2002 г.). Третья часть этой книжки посвящена регуляции генетической активности на уровне хромосомы (стр. 108–159) и, именно в таком виде, я ему и показывала написанное мной. Дмитрий Константинович представил в печать статью «Эффект положения гена розовой окраски тычиночных нитей у Tradescantia paludosa клон № 13» (ДАН СССР, т. 254, № 1, стр. 217– 218, 1980 г.). Вообще, весь цикл работ по температурным стрессам на микроспорах традесканции его заинтересовали, и он стремился их напечатать в журнале «Генетика». Но на статью пришел отзыв С.М. Гершензона, в котором он ее отклонил. Было сказано, что экспериментальные данные интересны и не вызывают сомнений, выведенные клоны растений представляют ценность, но мысли в обширном обсуждении являются дискуссионными, и журнал такой статьи принять не может. Вышло так, что я «подставила» Дмитрия Константиновича, поскольку говорила, что температурный стресс привел к дестабилизации кариона, что согласуется с теорией Дмитрия Константиновича Беляева о дестабилизирующем отборе. Я не стала ничего предпринимать и забрала статью, потому что всегда падаю духом и отступаю. Позднее, эксперименты, описанные в статье, помещены в той же моей книжке 2002 года на страницах 90-108.

Карион (karyon) – клеточное ядро. Структурные элементы кариона – это хромосомы, ядрышки, кариолимфа и ядерная мембрана. Клеточное ядро имеет архитектуру, свойственную определенному типу и состоянию ядра. Хромосомы прикрепляются к ядерной мембране в определенных местах, и различные дифференцированные клетки характеризуются изменением мест прикрепления. По длине хромосомы, помимо участков эухроматина, где, в основном, расположены гены, есть еще участки гетерохроматина. Гетерохроматин расположен в теломерных, прицентромерных участках, большие блоки имеются около ядрышкового организатора, по длине хромосомы разбросан интеркалярный гетерохроматин. Гетерохроматин более конденсирован, чем эухроматин. Существует явление гетерохроматизации, когда гетерохроматин обволакивает находящиеся рядом участки эухроматина и такой гетерохроматированный эухроматин тоже конденсируется. В интерфазе ядра разных клеток характеризуются сетью деспирализованных хромосом и глыбок гетерохроматина и гетерохроматизированного эухроматина.

Гетерохроматизация – один из уровней регуляции генетической активности, поскольку, гены, находящиеся в этих участках, блокируются. Могут гетерохроматизироваться целые ядра и тогда они оказываются «молчащими», например, ядра эритроцитов у млекопитающих.

Компактизация хромосом за счет спирализации также приводит к репрессии активности генов. В метафазной хромосоме любой клетки все гены «молчащие». У этих хромосом «работает» только район центромеры.

Дестабилизация кариона – это перестройка эугетерохроматических отношений и изменение всей архитектоники ядра. Это не взрыв мутаций – это эпигенетическая изменчивость.

Дестабилизация кариона может носить модификационный характер и не наследоваться. Все зависит от типа отбора и той среды обитания, в которой находится популяция. Если условия окружающей среды восстанавливаются и отбор приобретает стабилизирующую форму, то происходит восстановление исходного стабильного состояния кариона. Если же действие экстремальных факторов приобретут постоянный характер и давление отбора пойдет по новому вектору, то тип отбора станет дестабилизирующим. Будут отбираться формы с необратимыми изменениями в ядре клетки.

Безусловно, речь идет о половом пути, клетки сомы при дифференцировке всегда изменяют состояние кариона. Очень существенным является барьер мейоза. Только тогда хромосомы пронесут эпигенетические изменения для будущего поколения, когда гаметы получат дестабилизированные карионы с новыми эугетерохроматическими взаимоотношениями.

Природу нельзя анатомировать. Эволюция возможна за счет наследственности, изменчивости и отбора, но новая жизнь представляет целостность, и расставить на разные полки эти процессы нельзя. На одну полку – кубик «наследственность», на другую – несколько кубиков «изменчивость» и на третью – выбранный кубик «отбор». В природе происходит сплошной поток: изменчивость дает простор отбору, но при определенном направлении движущей селекции отобранные особи уже несут потенциал изменчивости за счет эпигенеза. Дальнейший отбор приводит к становлению нового гомеостаза, который будет поддерживаться в поколениях стабилизирующим отбором. Произошедшие изменения кариона приобретут необратимый наследственный характер. Такова роль эпигенеза, который присущ эукариотам, имеющим обособленные ядро и хромосомы.

До сих пор эпигенетика очень мало изучена. Она имеет ряд уровней, механизмов и иерархию регуляторных систем. Мы говорим: «организм как целое», но человек не кончается своим телом, нужно развить в себе ощущение того, что ты – часть биосферы (Делоне Н.Л. Человек, Земля, Вселенная. М., 2004, 145 с.).

Долгое время генетика имела релятивистские способы изучения. И этот поход, безусловно, принес большие достижения. Но, пора «собирать камни». Может быть, если люди будут воспринимать свою жизнь, как часть живой биосферы, они начнут учиться не разрушать ее.

Поездка в Новосибирск

Знакомство мое с Дмитрием Константиновичем Беляевым началось очень поздно, но протекало бурно. Уже в 1980 году я была приглашена в академическую гостиницу, где остановился Дмитрий Константинович. Он приезжал обычно на несколько дней и, конечно, имел много дел и встреч с различными людьми. Но меня он принимал и я, захлебываясь, рассказывала ему свои идеи и дестабилизации кариона. Он был замечательным слушателем, очень внимательным и доброжелательным.

Я очень рано потеряла привлекательность, потолстела и так стала себе не нравиться, что не могла заставить себя «прихорашиваться». Мы представляли собой совершенно не сочетающуюся пару. Дмитрий Константинович Беляев такой красивый, совсем не старый, хотя был на 5 лет старше меня. Он был очень пластичен и потому, совершенно непроизвольно, в каждом своем движении значителен. У него был «жест» и поэтому его речь принимала особую эмоциональность. У русских, как правило, нет «жеста», руки более или менее беспомощно болтаются и ничего не выражают. А у Дмитрия Константиновича даже то, как он держал папиросу, представляло эстетическое зрелище.

От того, что мне нравится хромосома, рассказывая о гетерохроматизации, как об одном из способов регуляции генетической информации, я впадала в совершеннейший восторг. Восторг, тем более сильный, что те эксперименты, о которых я говорила, нравились Дмитрию Константиновичу.

Приезды Дмитрия Константиновича в Москву были очень короткими, и он предложил мне посетить Новосибирский Институт цитологии и генетики, чтобы поговорить более обстоятельно. Я попросила разрешение взять с собой мою дочь Татьяну, которая еще училась во 2-м Медицинском институте им. Пирогова.

И вот для нас с Таней получился праздник.

Летели мы на самолете 4 часа и оказались в очень отличающемся от средней полосы России месте. Меня удивил лес: деревья крупноствольные, высокие и совершенно никакого подлеска. Лес казался нереальным. Была весна, но было жарко, и воздух был густой и пьянящий, какой-то «континентальный».

Моя дочь Таня во время поездки к Дмитрию Константиновичу

Моя дочь Таня
 во время поездки
 к Дмитрию Константиновичу

За нами на аэродром была прислана директорская машина с очень вежливым шофером. И потом к институту и во все другие места меня возили на машине. Это было забавно, т.к. в Академгородке все близко. Я совершенно не привыкла к такому образу жизни, но понимала, что это «прием на высоком уровне» и мне было приятно, что Дмитрий Константинович так поступает.

В мой приезд в Новосибирск Дмитрий Константинович был дома на врачебном бюллетене, т.к. незадолго перед этим попал в автомобильную аварию. Так что, я наговорилась «досыта». Все же я через некоторое время впала в переполох, что очень уж его одолеваю. Но Танюша сказала слова, которые я запомнила, потому что обрадовалась. Она сказала: «Не придумывай напрасно. Когда ты говоришь, у Дмитрия Константиновича блестят глаза». Я и сейчас думаю, что не навязывалась, поскольку Дмитрий Константинович был очень прям в своем поведении. Однажды, уже в Москве, я нечаянно присутствовала при телефонном разговоре с каким-то начальствующим чином и слышала, как Дмитрий Константинович умеет резко говорить.

В прекрасном биографическом очерке жены Дмитрия Константиновича – Светланы Владимировны Аргутинской (Аргутинская С.В. Проблемы генетики и теории эволюции. Наука, 1991, стр. 8–43) говорится: «Основой отношения Дмитрия Константиновича к сотрудникам института была доброжелательная требовательность и заинтересованность, он ценил преданность науке и талант. Эти качества примиряли его даже с недоброжелателями, но непорядочность отвергал сразу, резко. Он мог быть властным и резким». Я видела его и очень ласковым, когда к нему приходил Анатолий Овсеевич Рувинский, его ученик, ставший к тому времени, когда я с ним познакомилась, крупным генетиком. Удивительно славные, патриархальные у них были отношения.

Д.К. Беляев

Я привезла Дмитрию Константиновичу рукопись моей диссертации, чтобы показать ему иллюстрации. Но он все прочел и организовал прослушивание на ученом совете с оппонентами. Отзывы были благоприятными, и защита была назначена на осень. Но уже начался учебный год, а у меня в первом семестре была большая нагрузка, а во втором семестре мне пришлось замещать А.А. Малиновского и читать большой курс генетики, и я так и не поехала. Кстати, доклад, который я сделала в Институте цитологии и генетики в Новосибирске, не заинтересовал аудиторию. Я уже давно не делала докладов, а раньше любила, и иногда у меня получалось удачно. Я говорю значительно лучше, чем пишу. Но, чтобы делать доклад, нужно получить приглашение.

Мне Дмитрий Константинович мало рассказывал о себе. Его отец был священником. Вот как я узнала об этом: я заговорила о преимуществе сельскохозяйственных и медицинских институтов перед университетами, потому что считаю, что биология как естествознание (знание естества), лучше воспринимается при таком преподавании, когда рассматривается организм в его целостности. Университеты же стали выпускать грамотных биохимиков, биофизиков, биокибернетиков и меньше тех, кто знает и любит природу. Преподавание в сельскохозяйственных и медицинских институтах дает более общее знание живой жизни. «Ведь вот Вы тоже кончали сельскохозяйственный институт» – сказала я. Оказалось, что Дмитрий Константинович не мог поступить в Университет по причине своего социального происхождения.

О его старшем брате, Николае Константиновиче, который был на 18 лет старше Дмитрия Константиновича, я знала потому, что он в свое время работал в лаборатории С.С. Четверикова в Институте экспериментальной биологии АН СССР, директором которого был Н.К. Кольцов. В этом же институте, который после реорганизации стал называться Институтом цитологии, гистологии и эмбриологии АН СССР, много позднее работала я до разгрома после сессии ВАСХНИЛ. При мне Н.К. Кольцова уже не было, но я хорошо знала Д.Д. Ромашова, Б.Л. Астаурова, П.Ф. Рокитского, а уже в другое время, Н.В. Тимофеева-Ресовского, которые вместе с Н.К Беляевым составляли в 30-е годы знаменитый семинар СООР. Мне Д.Д. Ромашов сказал, как расшифровывалась эта аббревиатура: «совместное орание с жестко-ограниченным числом участников и неограниченными серьезнейшими дискуссиями». Н.К. Беляева репрессировали в 1937 году, и он погиб. Д.Д. Ромашова забрали на Лубянку в 1948 году, когда многие сотрудники работали летом на базе института под Серпуховом. Просто приехала большая, черная машина, я это видела, его увезли, и он больше не вернулся.

Дмитрий Константинович воевал, он был призван в августе 1941 года, начал войну рядовым пехоты, кончил майором, имел три боевых ордена. Он был дважды ранен. Рассказывали, что он ехал в кузове грузовика, веселый сильный, удалой, заломив фуражку на бок: «Эх, хороша жизнь!» и, тут его ранило. В воспоминаниях о Дмитрии Константиновиче Б.Г. Соловьев писал: «Многие черты его характера, волевые качества, навыки напряженной упорной работы в любых условиях и обстоятельствах, жизненный оптимизм, стремление быть ближе к людям, глубоко вникать в суть проблемы, решать возникающие вопросы максимально оперативно – все эти качества формировались в нем еще в годы войны» (Проблемы генетики и теории эволюции. Наука, 1991 г., стр. 13).

После войны Дмитрий Константинович Беляев вернулся в НИИ пушного звероводства, где работал в 1939–41 и 1946–1958 годах. С 1959 года и до смерти в 1985 году Дмитрий Константинович – директор ИЦ и ГСО АН СССР, а с 1976 года – заместитель председателя президиума СО АН СССР. В 1972 году он был избран действительным членом АН СССР. Дмитрий Константинович стал президентом Международной генетической федерации в 1978 по 1983 годы. Не буду перечислять его звания и должности. Он был признанный в мире ученый и крупный организатор науки. В короткой справке об академике Д.К. Беляеве говорится, что он занимался теорией эволюции и селекцией животных. Он участвовал в организации цветного норководства в стране, разработал методы селекции норок и вывел новую цветную форму норок – «жемчужную». Д.К. Беляев изучал фотопериодизм и фотопериодическую регуляцию размножения и плодовитости млекопитающих. В работах, посвященных теории корреляции и генетико-физиологическим системам регуляции сезонных функций, сформировал представление о дестабилизирующем отборе, в частности, при одомашнивании животных. Он автор 370 печатных работ.

В новосибирский мой приезд я говорила с Дмитрием Константиновичем, почти исключительно, о дестабилизации кариона. Но, уже в Москве, в одно из моих посещений, Дмитрий Константинович Беляев коснулся проблем генетики человека. Мне кажется уместным передать своими словами, что он говорил, откинувшись на спинку кресла и красиво жестикулируя, хотя помню не все. Впрочем, лучше приведу цитату из его великолепной статьи «Генетика, общество, личность» (Проблемы генетики и теории эволюции. Н., Наука, 1991 г., стр. 43-51): «Движущей силой человечества с тех пор, как возникло общество, служит уже не биологическая эволюция, а процессы исторического развития общества.… Однако, став существом социальным, человек, во всех своих проявлениях, не лишился биологической индивидуальности. Социальные условия жизни не устраняют генетическую разнокачественность людей, возникающую в силу всеобщности законов хромосомной теории наследственности», «…наблюдается огромный полиморфизм элементов наследственной системы, детерминирующей индивидуальные и личностные качества людей. Это создает подлинную уникальность генотипа каждого человека, независимо от его национальной, расовой или социальной принадлежности…. Социальное окружение, данное самим человеком, сделалось для него же принципиально новой экологической средой. Вряд ли можно сомневаться в том, что слово, с его многогранной смысловой нагрузкой, стало для человека несравненно более сильным стрессором, чем удар дубины для неандертальца», «…активно выбирая адекватную для себя среду, человек всегда остается одиноким в мире своих мыслей и чувств…». Эту статью нужно читать от начала и до конца и не один раз. Нужно надеяться, что она будет переиздана. Я только процитирую конец: «…перед нашей наукой должна встать проблема познания биосоциальной природы самого человека, закономерностей ее формирования, конкретных форм ее проявления, структуры фенотипа поведения нормального человека и его генетической детерминации. Стресс – необходимое условие и атрибут самой жизни – и полное устранение средовых стрессоров столь же нереально, сколь и вредно…. Со всей остротой уже сейчас стоит вопрос о допустимых, т.е. безопасных уровнях психоэмоциональных нагрузок и стресса не только для мозга и физиологии индивидуума, но и для генетических процессов…. Генетика должна ответить на вопрос: не принесет ли все возрастающий в нашей жизни психоэмоциональный стресс непоправимого ущерба генофонду человечества?».

Возвращение в Москву

Из Новосибирска мы с Таней улетели самолетом, и это тоже показалось нам чудом: благодаря разнице в географических часах, мы прилетели в тот же час, что и улетели. Само свидание с Дмитрием Константиновичем было чудом и не удивительно, что его сопровождали чудеса.

В свой приезд в Новосибирск я очень много говорила сама: «бренчала на балалайке», глуша «орган» Дмитрия Константиновича. И все же, мне хочется сказать, что, несмотря на то, что я так уничижительно расправляюсь с собой, это вовсе не значит, что я небрежно отношусь к идее дестабилизации кариона. Совсем наоборот, я уверена, что такой тип изменчивости вносит существенный вклад в эволюцию, и я его достаточно точно описала и убедительно проиллюстрировала примерами и собственными экспериментами. Это одна из форм изменчивости, наряду с мутациями и гибридизацией. Мало того, из понимания этого явления проистекают возможности оценки линий при отборе линий для скрещивания с целью вызвать гетерезис, использования измерения величины блоков гетерохроматина для тестирования устойчивости организмов к экстремальным факторам, оценки быстроты наступления старения, способа увеличения урожайности (в наших опытах на растениях и рыбах) при снятии заблокированности гетерохроматином больших участков ядрышковых организаторов. Я ценю и представление о пуле генов в геноме, в котором сохраняются «немые гены», не считывающиеся в длительном ряде поколений, но, тем не менее, способных в экстремальных обстоятельствах пробудиться, что особенно видно при появлении атавизма. Но пул «немых генов» дает простор для новообразований при эволюционных взрывах (Делоне Н.Л. Начало космической цитогенетики. М., 2002 г., стр. 159; Человек, Земля, Вселенная. 2004 г., стр. 259).

Говорю же я о себе с досадой, потому что оказалась по характерологическим особенностям ниже своих идей. Именно поэтому сумела их рассказать только очень особенным людям. Таким человеком был Дмитрий Константинович. Есть еще один человек – это Анатолий Иванович Григорьев, которому я спешу рассказать все, что навыдумывала, и он меня поддерживает. И, конечно, мой дорогой Олег Георгиевич Газенко.

 

Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется,
И нам сочувствие дается, как нам дается благодать.

(Ф.И. Тютчев)

 

Мне грустно думать, что не увидела свет книга Дмитрия Константиновича Беляева. Я знаю, что он ее написал и отдал в печать. Он сам говорил об этом. Печатали ее в Москве. Я слышала телефонный разговор с редакцией, когда была у него в гостинице. Просили прислать дополнительно как можно больше цветных иллюстраций, и он уславливался, как это поскорее сделать. Дмитрий Константинович умер, а книга не вышла.

Есть тщательно составленный сборник научных трудов «Проблемы генетики и теории эволюции», изданный в 1991 году (Новосибирск, Наука, стр. 304), посвященный его памяти и в этом сборнике чудесный биографический очерк Светланы Владимировны Аргутинской, которая была не только женой и другом Дмитрия Константиновича, но и достойным ученым-генетиком.

Д.К. Беляев начал организацию Алтайского экспериментального хозяйства в Черге по доместикации, гибридизации и сохранению генофондов животных. Что теперь там? Кто сумеет поддержать это хозяйство в наше время? Ведь Д.К. Беляева уже нет.

Память о радости встреч с Дмитрием Константиновичем Беляевым осталась у всех, кто его знал. Я до сих пор помню доклад Дмитрия Константиновича, на котором я его впервые увидела. Казалось, что он голосом и эмоциями раздвигает стены зала!

Прошло более 20 лет после смерти Дмитрия Константиновича Беляева – большого мыслителя, эволюциониста и генетика. Он всегда отстранялся от мелких дрязг отупевших в погоне за сиюминутными лаврами и забывающих о долге перед научной совестью людей. Благодаря усилиям таких ученых, как Дмитрий Константинович Беляев, длится век русской науки. И, какие бы испытания и тяготы ни ждали Россию в будущем, ученые, преданные науке, «протаскивают» ее через самые страшные, самые узкие участки истории в период сомнений и смуты.

 

« Глава IX  

Оглавление

  Глава XI »

Valid HTML 4.01 Transitional